В 1977 году ДСИП был синтезирован. Получив небольшую дозу ДСИПа, бодрствующий кролик засыпал дельта-сном на полтора часа, а спящий спал на два часа дольше обычного, причем удлинялась медленная фаза. Постепенно благотворное действие ДСИПа ощутили на себе кошки, мыши, а также страдавшие бессонницей люди. Препарат начали синтезировать в различных лабораториях, в том числе и в нашей стране. Решили испытать ДСИП у себя в лаборатории и последователи Моннье по части деликатных методик — Ковальзон и Цыбульский. Сначала все шло хорошо: пептид вводили кроликам и крысам, и он всех исправно погружал в сон. Но, как рассказывал Ковальзон, по мере того как они с Цыбульским приобретали опыт обращения с пептидом, кролики и крысы переставали на него реагировать. Перестали реагировать подопытные животные еще у двух групп ученых — в Швейцарии и США. Однако во многих лабораториях ДСИП продолжал демонстрировать снотворный эффект, и кое-кто из его приверженцев начал даже склоняться к тому, чтобы признать за ним ведущую роль в регуляции всей ритмики организма. «ДСИП — более чем пептид ска?» — так назвал одну из своих статей редактор американского журнала «Пептиды» Кэстин; даже закоренелые скептики не считают этот заголовок чересчур смелым. Не считает этого и Ковальзон, у которого ДСИП, проупрямившись года три, начал снова проявлять «снотворную активность». Может быть, говорит он, этот маленький пептид и есть тот самый ключик, которым «нежный утешитель» в сонете Китса «замыкает тихие вместилища душ»?

Открытия биохимиков очень хорошо согласуются с теорией Ониани. Если маленькие пептиды окажутся теми факторами сна, о которых говорит эта теория, все только станет на свои места. Правда, в саму теорию гомеостаза укладываются еще не все факты. Например, вегетативные бури дельта-сна как были до конца не объяснены, так необъясненными остались. Но зато нашло объяснение множество фактов, для истолкования которых приходилось прибегать к натяжкам и увеличивать число гипотез. Нас не удивляет теперь, почему мы не просыпаемся через час или через два после того, как легли спать, и почему больше всего снов снится нам под утро. И мы понимаем, отчего продолжительность сна нисколько не зависит от информационной насыщенности дня.

Гомеостатическая теория не отменяет ни одной из других теорий сна и ни одной из них не противоречит. Отдыхать от бодрствования — не значит бездельничать: ведь и отдыхая от сна, мы не просто не спим. У каждой фазы — своя забота. Все отделы мозга работают во сне, да так и должно быть. Будучи формой жизни и занимая у нас целую ее треть, сон просто обязан был взять на себя все задачи, о которых говорят приверженцы любой из его теорий.